Исключение альтернативных гипотез

Разбирая этот эксперимент в 1954 году в "Джорнел оф парасайколоджи", Райн и Прэтт утверждали, что единственной альтернативой объяснения в терминах ЭСВ является сговор всех трех участников.

Трудно понять, на какое жульничество могли бы пойти без посторонней помощи Райн или Прэтт, с тем чтобы получить общий результат всех 4 серий; однако за Пирсом во время эксперимента никто не следил, и имеется много нечестных способов, посредством которых он мог получить высокие числа очков.

Прэтт видел, как Пирс входил в библиотеку, затем, некоторое время спустя, когда сеанс кончался, они встречались и подсчитывали очки. У Прэтта не было никаких гарантий того, что Пирс провел все время в библиотеке, кроме заверений самого Пирса, если он вообще его об этом спрашивал. Пирс мог совершенно спокойно вернуться в здание, где Прэтт проделывал свою часть эксперимента. Ввиду, этого следует тщательно рассмотреть, имел ли Пирс возможность получить сведения о мишенях.

Подглядывать карты на каждом сеансе у него необходимости не было, поскольку очки, приведенные в табл. 1, показывают, что сверхвероятностный счет был достигнут только на некоторых сеансах. Один раз на каждые 52 прогона следует ожидать случайного возникновения десяти или более попаданий. Если такой счет рассматривать как высокий, то, как легко видеть, во время 1-го и 2-го сеансов серии А высокого счета достигнуто не было. В серии В только 9 из 22 сеансов дали высокие очки, в серии С высокие очки были получены только на сеансах 3 и 5, и, наконец, в серии D высокие очки были получены на каждом из 3 сеансов, из которых она состояла. В распределении чисел очков отчетливо проступает бимодальность, то есть наличие двух максимумов: один приходится на значения между 4 и 6, а другой - на значения между 9 и 12, словно причина получения высоких очков в одних случаях действовала, а в других нет. Примерно половина сеансов дала очки, которые не говорят ни об ЭСВ, ни о жульничестве. Таким образом, если Пирс покидал библиотеку, то ему достаточно было подглядывать карты на столе Прэтта только тогда, когда он мог делать это, не рискуя попасться.

Важно отметить, что эксперимент проводился по строгому расписанию. Если Пирс шел на обман, то, начиная с момента, когда он якобы приступал к своей записи, и до момента, когда он делал свою последнюю догадку, он с точностью до секунды знал, чем именно занят сейчас Прэтт. Пирс знал, что в его распоряжении имеется 55 минут, на протяжении которых Прэтт будет полностью поглощен своими обязанностями, и что по истечении этого срока Прэтт должен будет еще переписать по порядку карты в обеих колодах и изготовить дубликат своей записи. Если в комнату Прэтта можно было заглянуть, то Пирсу ничего не стоило уйти из библиотеки и наблюдать, как Прэтт в конце сеанса переворачивает карты, чтобы записать их. А если он умел идентифицировать карты по их рубашкам, то у него была полная возможность рассматривать их, пока они в течение минуты лежали на книге перед Прэттом. Вот почему существенно знать кое-что о тех двух комнатах, в которых во время сеансов находился Прэтт, и о том, как именно он переворачивал карты, записывая их порядок.

Заявление Прэтта и Райна создает у читателя впечатление, будто они тщательно взвесили любое из мыслимых объяснений, кроме сговора всех трех участников эксперимента. Комнаты, в которых проводились опыты, не описаны, и читатель может сделать естественный вывод, будто они вполне отвечали своему назначению и заглянуть в них снаружи было невозможно. Между тем, если он сочтет все это самоочевидным, он впадет в прискорбное заблуждение.

Первый принцип, которому надо следовать при оценке эксперимента, состоит в том, чтобы никогда не предполагать того, о чем не было явно сказано в описании этого эксперимента.