Привидение, которое видел сэр Эдмунд Хорнби

Один из случаев, описанный Гэрни и Майерсом, считался в свое время неоспоримым свидетельством того, что привидения являются людям. Этот случай произошел с сэром Эдмундом Хорнби, в прошлом главным судьей Верховного консульского суда Китая и Японии, находившегося в Шанхае. По своему обыкновению Хорнби позволял репортерам заходить к нему вечером и брать копии его решений для завтрашних газет. 19 января 1875 года в течение 2 часов после обеда он писал эти решения у себя в кабинете. Сообщение о дальнейших событиях, записанное с его слов Гэрни и Майерсом, выглядит следующим образом:

"Я позвонил дворецкому, отдал ему пакет и приказал вручить его репортеру, который за ним зайдет. Я был в постели еще до полуночи... Я уже заснул, но был разбужен стуком в дверь кабинета; полагая, что это дворецкий, который проверяет, потух ли камин и выключен ли газ, я повернулся на другой бок... намереваясь снова заснуть. Но тут я услышал стук в дверь моей спальни. Все еще думая, что стучит дворецкий... я сказал: "Войдите". Дверь открылась, и, к моему удивлению, вошел мистер N. Я сел на постели и сказал: "Вы ошиблись дверью, решения у дворецкого, пойдите и возьмите их". Вместо того чтобы выйти из комнаты, мистер N подошел к постели и остановился у меня в ногах. Я сказал: "Мистер N, вы забываетесь! Будьте добры тотчас удалиться. Вы злоупотребляете моим расположением". Мистер N был смертельно бледен, но трезв и одет как обычно. Он ответил: "Я знаю, что мое вторжение недопустимо, но, увидев, что вас нет в кабинете, я взял на себя смелость прийти сюда".

Я начинал уже терять терпение, однако что-то в манере поведения этого человека мешало мне спрыгнуть с постели и вышвырнуть его вон. Поэтому я ограничился тем, что сказал: "Это и в самом деле недопустимо. Прошу вас, немедленно покиньте комнату". Однако он положил руку на спинку кровати и осторожно, словно испытывая страдание, сел на постель у меня в ногах. Я поглядел на часы и, увидев, что уже двадцать минут второго, сказал: "Решения находятся у дворецкого еще с половины двенадцатого, пойдите и возьмите их!" Вытаскивая из нагрудного кармана репортерский блокнот, он ответил: "Прошу вас, простите меня. Если бы вы знали все обстоятельства, вы меня извинили бы. Время не ждет. Будьте так добры, изложите мне резюме вашего решения, я запишу его в свой блокнот". "И не подумаю, - ответил я, - спуститесь вниз, найдите дворецкого и не беспокойте меня - вы разбудите мою жену. Уходите или я буду вынужден выставить вас". Он сделал легкое движение рукой, а я спросил: "Кто вас впустил?" - "Никто", - ответил он. "Проклятье! - воскликнул я. - Какого черта вы морочите мне голову? Вы пьяны?" - "Нет, - быстро ответил он, - нет, и никогда больше не буду пьяным; но я прошу вашу милость сообщить мне ваше решение, ибо время мое истекает". "О моем времени вы, по-видимому, не заботитесь, - сказал я ему. - Больше я вообще не буду пускать репортеров к себе в дом". Но он прервал меня, говоря: "Больше я вас никогда не увижу".

Опасаясь, как бы это препирательство не разбудило и не напугало жену, я коротко изложил ему суть моего решения... Он, должно быть, сделал стенографическую запись. Все это отняло минуты две или три. Когда я кончил, он поднялся, поблагодарил меня за то, что я простил его вторжение, и за внимание, которое я всегда оказывал ему и его коллегам. Затем открыл дверь и ушел. Я взглянул на часы - была половина второго.

[Леди Хорнби проснулась, думая, что ее разбудили голоса; муж рассказал ей, что случилось, а на следующее утро, одеваясь, он повторил свой рассказ.]

Я отправился в суд незадолго до десяти. Пристав, зашедший ко мне в кабинет, чтобы помочь мне надеть парик и мантию, сказал: "Прошлой ночью, сэр, случилось печальное событие. Бедного мистера N нашли мертвым в его комнате". "Боже мой, подумать только! - воскликнул я. - Отчего же он умер и когда?" - "Кажется, он пошел к себе в комнату, сэр, как обычно, в десять часов, чтобы поработать над статьей. Около двенадцати к нему зашла жена спросить, когда он собирается лечь спать. Он ответил: "Мне осталось только приготовить решение судьи, и тогда все". Он все не шел, и без четверти час она снова подошла к его комнате и заглянула в нее. Ей показалось, что он пишет, и она не стала его беспокоить. В половине второго она снова пошла к нему и окликнула его, стоя в дверях. Он не ответил, и она, подумав, что он заснул, подошла разбудить его. К своему ужасу, она увидала, что он мертв. На полу лежал его блокнот, который я захватил с собой. Жена послала за доктором, который прибыл в начале третьего и сказал, что мистер N умер, по-видимому, уже около часа назад. Я заглянул в блокнот. Там был обычный заголовок: "В Верховном суде, у главного судьи. Сегодня утром главный судья вынес следующее решение по делу...", а далее шло несколько строк стенограммы, не поддающейся расшифровке".

Я послал за мировым судьей, которому предстояло играть роль следственного судьи, и предложил ему опросить жену мистера N и его слуг с целью выяснить, не покидал ли он свой дом или не мог ли он покинуть его без их ведома прошлой ночью, между одиннадцатью и часом. Дознание показало, что мистер N умер от какого-то сердечного заболевания и что он не уходил и не мог уйти из дому без ведома если уж не слуг, то хотя бы жены. У меня не было тогда желания делать это "спиритическое событие" достоянием гласности, и я предпочел хранить молчание, сообщив о случившемся лишь моему помощнику и од-ному-двум друзьям; однако, вернувшись домой к ленчу, я попросил жену как можно точнее вспомнить, что я говорил ей ночью. Я коротко записал ее ответ и изложил сами факты.

[Леди Хорнби любезно подтвердила нам перечисленные выше факты в той мере, в какой они были ей известны.]

Как я уже говорил и как я повторяю снова, я не спал, и голова у меня была совершенно ясной. И теперь, девять лет спустя, мои воспоминания об этом эпизоде вполне отчетливы. Я нисколько не сомневаюсь, что видел этого человека, и нисколько не сомневаюсь, что между нами произошел описанный разговор.

Могу добавить, что утром, уходя в суд, я спросил дворецкого, вернувшего мне пакет, запер ли он дверь как обычно и мог ли кто-нибудь войти в дом. Он ответил, что запер все как обычно, и добавил, что никто не смог бы войти в дом, даже если бы он и не запер двери, поскольку снаружи нет ручки - ручки снаружи действительно не было... Слуги-китайцы сказали, что в то утро они открыли дверь, как обычно, повернув ключ и сняв цепочки" [1]. В ноябрьском номере "Найнтинс сенчури" того же года было помещено письмо Фредерика X. Бальфура, указавшего на некоторые расхождения между описанием и фактами.

1. Мистер N - это Хью Лэнг Нивенс, редактор газеты "Шанхай курьер". Он умер не в час ночи, а между восемью и девятью часами утра, спокойно проспав всю ночь.

2. Такого лица, как леди Хорнби, в то время вообще не существовало. Вторая жена сэра Эдмунда умерла за два года до этого, а снова он женился только через три месяца после описанного происшествия.

3. Не проводилось никакого дознания.

4. Весь рассказ основан на каком-то решении, которое судья должен был огласить на следующий день, 20 января 1875 года. Однако не сохранилось никаких протоколов, связанных с этим решением.

Перед публикацией письма Бальфура редакция журнала послала его судье Хорнби, который реагировал на него следующим образом:

"Следовательно, это видение должно было явиться мне после его кончины (месяца через три после нее), а не одновременно с ней. Вместе с тем такая гипотеза полностью противоречит всем воспоминаниям о фактах, как моим, так и леди Хорнби... Если бы я не верил, как верю и по сей день, что каждое слово в нем (в рассказе) точно и что на мою память можно положиться, я никогда бы не рассказал его как случай, происшедший лично со мной" [2].

Покойный Джон Э. Кувер, один из величайших критиков психоисследования, рассматривая этот случай, писал:

"Все эти расхождения вполне соответствуют результатам психологических исследований процесса дачи показаний. Их следует приписать скорее психологическим законам, чем бесчестности или непростительной небрежности.

Готовность метафизиков доверять наблюдениям феноменов, возникающих на сеансах, их упорные утверждения, что иллюзии можно избежать, и быстрота, с которой они выносят приговор компетентности наблюдателя, ставшего жертвой обмана, ясно указывают на непонимание ими всей неизбежности ошибок. Вот почему психолог сохраняет недоверие вопреки все накапливающимся "фактам"" [3].

В обращении к читателю, Гэрни и Майерс писали, что доказательная ценность их сообщения основана на авторитетности источника, из которого оно исходит. Между тем эта история попросту показывает, что самый выдающийся судья ничуть не меньше обычных людей подвержен ошибкам памяти.