Глава II

Глава вторая, где рассказывается о мнемонизме и о наших известных современниках, подверженных этому феномену непризнания "очевидного - невероятного"; о гражданском мужестве и нравственности в науке, оказавшихся необходимыми для изучения столь безобидных явлений, как телекинез и целительство; об успешных и безуспешных встречах с академиками и писателем-академиком Леонидом Леоновым, поведавшем любопытные истории по вопросу, затрагиваемому в нашей книге; об официальном решении создать новую лабораторию для изучения, в частности, феномена "Д" и трудностях, встретившихся при неудачно начавшихся попытках "драться за дом"; о первом звонке президенту АН СССР и его шутке, от которой автору было не до смеха, и многих других радостных и печальных эпизодах, происходивших в жизни будущего старшего научного сотрудника Е. Ю. Давиташвили в 1981 году.

Из истории науки и техники известно о свойстве многих великих людей, получившем название мнемонизма, то есть непризнания выдающихся открытий современности. Обычно приводят такие примеры мнемонизма: Наполеон не оценил силы пара и не поддержал изобретателей, работавших над созданием паровых машин; Вирхов не признавал учения Дарвина. А в свою очередь Дарвин осмеивал гипнотизм. И так далее...

Поэтому, как ни огорчительно было слышать из уст президента медицинской академии уничтожающие отзывы о феноменах, я не терял оптимизма. Поддерживала мысль Макса Планка: "Обычно новые научные истины побеждают не так, что их противников убеждают и они признают свою неправоту, а большей частью так, что противники эти постепенно вымирают, а подрастающее поколение усваивает истину "сразу". Появился даже на основе этого высказывания афоризм: "Старые идеи не умирают, умирают их сторонники..."

С этим "законом признания" нужно считаться, особенно в той его части, где говорится о подрастающем поколении молодых ученых. Поэтому хотелось встретить ученых-ровесников, с которыми легче найти общий язык.

Помог в этом академик Юрий Борисович Кобзарев. Судьба распорядилась так, что ему официально поручили разобраться с деятельностью группы энтузиастов, занимавшихся на общественных началах проблемами изучения феноменальных способностей человека, относимых к области парапсихологии. Над ними нависла угроза расправы: эту общественную научную организацию как "лженаучную" намеревались закрыть.

Вот тогда, а случилось это в 1978 году, увидел впервые академик телекинез в исполнении Нинель Кулагиной, поразившей его. Проводил он эксперименты и с другим феноменом - Розой Кулешовой, обладавшей, как упоминалось, "кожным зрением". Обе они в прессе заслужили устойчивую репутацию шарлатанок и аферисток. Но эта репутация не помешала пытливому ученому познакомиться с их способностями и увидеть: здесь есть что изучать, фокусы тут ни при чем.

Юрий Борисович Кобзарев устроил демонстрацию телекинеза коллегам. На квартире у академика И. К. Кикоина собралась группа ученых, десять человек, среди которых было пять действительных членов академии наук СССР, остальные - профессора. Нинель Кулагина показала им примерно то же, что делала на кафедре в университете у академика Рема Хохлова, а затем во многих институтах, все то, что поражало меня еще в 1968 году.

Собравшимся, а все они были профессиональными естествоиспытателями, не стоило особого труда разобраться, что ни миф № 1 о "невидимых тончайших нитях", ни миф № 2 о "спрятанных под одеждой магнитах" не объясняют виденное.

Обсудив положение, желая как-то помочь реабилитироваться Нинель Кулагиной, а также содействовать познанию необъяснимых и непризнаваемых явлений, они направили письмо в президиум Академии наук СССР с призывом начать исследования.

Хотя Нинель Кулагина наезжала время от времени в Москву, показывала телекинез, "жжение" и многое другое, хотя встречали ее радушно сотрудники Института радиотехники и электроники, сокращенно ИРЭ АН СССР, академик Кобзарев и профессор Гуляев, вскоре избранный членом-корреспондентом академии, принимали дома, в лаборатории, но систематических исследований в институте не велось.

Сообщаю все это для того, чтобы объяснить, почему именно академик Кобзарев два года спустя после встречи с Нинель Сергеевной, долго не раздумывая, поддержал Джуну, почему именно Юрий Гуляев возглавил первую государственную программу по изучению феноменов, наконец, почему я убедил Джуну работать именно в этом институте, где исследовался телекинез. Забегая вперед, скажу: она часто упрекала меня за этот совет, так как руководство института радиотехники и электроники в трудные дни отвернулось от своей сотрудницы, причинив ей много обид и огорчений...

Походатайствовать перед городскими властями за Кулагину директор института, он же вице-президент АН СССР, В. А. Котельников смог, однако публично защитить от нападок, открыто заявить, что она удивительный феномен, а не аферистка, - на это у него не хватило гражданского мужества.

"Особенно нужно сейчас говорить о чести ученого. В нашем обществе все больше и больше возрастает роль науки. Отношение к обществу, отношения ученых между собой крайне усложнились. И нет в науке правил нравственного поведения. Необходимо создать моральный кодекс ученого". Это слова академика Дмитрия Лихачева, смысл которых я особенно остро ощутил в дни борьбы за новое дело.

Уже в 1978 году физики Института радиотехники и электроники не сомневались: телекинез - реальность, требующая изучения. Сомневались в другом - чем объяснить движение предметов, чем истолковать вращение магнитной стрелки, столь явное жжение.

- Что все это значит - не понимаю, а раз не понимаю - не могу объяснить. И выступать публично не могу. Но я буду заниматься этим до конца жизни, пока мне все неясно - вот так объяснил мне свою позицию Юрий Васильевич Гуляев при первой встрече у него на службе.

Именно он обнаружил, что во время телекинеза, когда двигаются легкие предметы, у феномена происходит излучение ультразвука. У него даже появилась ультразвуковая гипотеза: он полагал было, что этим ультразвуковым полем можно объяснить телекинез. Но оказалось, что силы этого поля недостает. Кто же ответствен за телекинез, какое поле, какая сила передвинули во время опыта анодированный колпак, легкую полусферу, бумажную коробку, наконец, перочинный ножик, что был у профессора под рукой?

Джуну, как и Кулагину, профессор видел, даже проверял ее способности в домашней лаборатории. Но у нее воздействие иное, не столь ярко выраженное.

Вот почему в институте занялись поисками приборов, которые были бы на три порядка, то есть в тысячу раз, более чувствительными, чем те, что имелись. Требовались приборы, чтобы воспринимать физические поля не только феноменов, но и самых обычных людей. А кроме того, занят был профессор созданием программы "Физические поля биологических объектов". По ней предстояло исследовать и Джуну, и Кулагину...

Наконец-то!

Наконец-то я познакомился с физиками, которые собирались исследовать явление в институтской лаборатории...

Решение об этом принималось Госкомитетом по науке и технике СССР. 26 января 1981 года я подъезжал в автомашине к большому, облицованному красным гранитом зданию этого комитета на улице Горького с сидевшей впереди ликующей Джуной. Ее пригласили на совещание, где обсуждалась научная программа, разработанная профессором.

- Ну, что там? - поинтересовался я у Джуны, когда она через пару часов выходила из широких дверей:

- Будут изучать, и я буду ученым! - высказала она свою мечту.

- Каким ученым?

- Научным сотрудником! Нет, старшим научным сотрудником. Никаких младших лейтенантов. Старший научный сотрудник, доктор наук - вот кто я буду!

Можно было, конечно, посмеяться над этими словами. Но что изучение начнется - сомнений не осталось: Джуна возвращалась домой с заседания в государственном комитете, где решилась ее судьба.

Однако сообщить об этом я не мог, задыхался от бессилия, невозможности разорвать невидимую, но непреодолимую цепь безгласности, опутывавшую меня по рукам и ногам. Что бы случилось, если бы появилась тогда короткая информация: мол, ученые начинают исследование феномена Джуны в институте радиотехники и электроники... неужели тем самым сдалась бы крепость науки на милость врагам?

В то самое время, когда ни я, ни какой другой московский журналист не могли сообщить соотечественникам о начале исследований, не представлявших никакой военной и государственной тайны, поздно вечером об этом вещало радио из Лондона:

"Корреспондент Би-би-си, ссылаясь на информированный источник, сообщает из Москвы, что Государственный комитет по науке и технике на специальном совещании признал эффективность лечения различных заболеваний советским экстрасенсом, известным под именем Джуна, как очевидный факт и собирается предоставить ей благоприятные условия для продолжения ее работы, в частности выделить специальную лабораторию".

Эта весть пронеслась в эфире на второй день после поездки Джуны в Госкомитет. Мне потребовалось с того момента почти два года усилий, чтобы сообщить об этом же на страницах советской газеты!

Пока разрабатывалась программа, определялись участники исследований, закупалась аппаратура, пока, одним словом, большая наука разворачивала широкий фронт для генерального наступления, я старался делать свое дело. И не только фиксировал события, но и искал ученых, которые бы могли своим авторитетом противостоять мнемонизму, поддержать новое направление.

События разворачивались одно за другим. Вместе с врачами поликлиники, где три месяца работала Джуна, приняли ее в Минздраве СССР, пообещав предоставить одну из московских клиник для официальных опытов. Об этом я узнал от руководителя консультативно-диагностического центра Владимира Иосифовича Вашкевича, побывавшего тогда в Минздраве. Джуна радовалась, как ребенок.

- Лев, мне дают больницу и больных!

Но она снова ошиблась, как и врачи, ожидавшие обещанного... Никакой клиники, даже разрешения на продолжение работы они не получили. Просто в Минздраве, как было это и в Академии медицинских наук, состоялось очередное знакомство с "целованием рук".

Тогда произошла у меня первая встреча с новым министром здравоохранения СССР С. П. Буренковым.

- Видел я Джуну, - сказал министр. - Ну и что из этого? Мои убеждения не изменились... Наши товарищи ее смотрели. Ничего не подтвердилось.

Этими товарищами были уже упоминавшиеся профессора института неврологии.

Требовалось время, чтобы все стало на свои места. Требовались физические эксперименты. А их следовало подготовить: этим уже занимались.

А я решил сделать то, что однажды уже удалось в 1978 году. Тогда, как вы помните, на квартире академика И. К. Кикоина собрались академики и профессора, чтобы посмотреть своими глазами поразительный телекинез Н. Кулагиной...

Почему бы вновь не собраться на той же самой квартире академика, не посмотреть, как Джуна ставит диагноз, не почувствовать, наконец, ее биотоки. Ведь человек только тогда может быть в чем-то убежден, если он все видел своими глазами. Иначе зачем они? В науке выработался, к сожалению, тип ученого, который не верит глазам своим, уповая только на приборы, не понимая, что часто видит перед собой "мираж естественнонаучной объективности". Так охарактеризовал эту черту современных исследователей польский психиатр Антоний Кемпинский.

В общем, обратился к академику, хозяину квартиры, где проходил домашний опыт. Он отдыхал под Москвой на даче. Договорились еще раз созвониться, когда академик вернется на службу. А работал он в Институте атомной энергии имени И. В. Курчатова, где директором был академик А. П. Александров, он же в то время президент академии. Надеялся, что от квартиры академика Кикоина недалеко до квартиры академика Александрова. А он, как я полагал, рано или поздно должен сказать решительное слово. Одной репликой на объединенной сессии двух академий не обойтись...

Начал обзванивать и остальных участников встречи, еще не догадываясь, как много сил потребует эта простая, как казалось поначалу, операция. Академики - народ занятой, и хотя все они люди пожилые - работают от зари до зари.

Математик Андрей Тихонов, будучи директором математического института имени В. А. Стеклова, в то же время являлся деканом факультета университета. Встретился я с ним в доме на Ленинском проспекте, где живут многие ученые.

- Физикам неясны физические причины явления, - объяснил мне Тихонов. Но во всякой науке первый вопрос - есть ли факт, а уж потом надо искать причины и искать ответы на все другие вопросы. А проходить мимо таких фактов, как телекинез Кулагиной (ее я видел) или целительство Джуны, нельзя. Нужно их либо зафиксировать неопровержимо, или же опровергнуть, но аргументированно. Я поинтересовался у Кулагиной, - продолжал академик, - когда она заметила у себя способности читать чужие мысли. Она ответила, что в госпитале, когда играла в домино с раненым товарищем. Вопрос тут непростой - то ли она подглядывала, то ли читала мысли на расстоянии. Я видел своими глазами, как она передвигала стеклянный бокал на столе. Стол был прикрыт газетой. Я заметил на какой строчке стоял бокал до начала движения и какой строчки он достиг, когда двинулся по желанию Кулагиной. А проехал он восемь сантиметров! Нет, все это не шарлатанство. Вот почему подписал письмо в Академию наук. И явление Джуны - серьезная вещь. Вот так давайте и напишем.

Так Книга отзывов Джуны пополнилась вторым отзывом действительного члена АН СССР.

Видел телекинез и академик Вадим Трапезников, директор института АН СССР, но по другой специальности - проблем управления (автоматики и телемеханики). И на него телекинез произвел впечатление. Придавал серьезное значение он и эффекту "волшебной палочки" - известному с древних времен способу поиска при помощи ветки лозы воды и полезных ископаемых. Академик интересовался деталями: как и что лечит Джуна, как диагностирует. Но посмотреть на нее не захотел, чтобы его не заподозрили в том, что он лечится, а стало быть, небескорыстен. Высказался Трапезников весьма решительно, даже категорично:

- Отмахиваться от непознанного нельзя, не рискуя погубить науку. Сводить феномены к фокусу и шарлатанству нельзя, хотя не исключено, что к феноменам могут примазаться нечестные люди. Есть они везде, но из-за них мы не перестаем работать...

Получив еще один отзыв представителя естественных наук, мне захотелось получить поддержку академика "по разряду изящной словесности", каким является наш современник писатель Леонид Леонов. Именно его видел я летом 1980 года у Джуны. Опубликовать свой отзыв писатель разрешил с одним условием - в "компании с другими академиками". Леонид Леонов наблюдал Джуну в числе первых в Москве. Во время той встречи он рассказал и о знаменитой слепой "ясновидящей" Ванге. Встреча с ней произошла в Болгарии. О Ванге пишут много поразительного. С Леоновым она была в силу своего возраста и положения на "ты". Ванга, впервые встретив писателя, сказала:

- Ты написал роман о судьбах человечества...

Ванга "угадала" и многое другое: что у него была младшая сестра, давно умершая, и что когда она жила, в детстве, писатель ревновал родителей к ней. И еще рассказал Леонов о Ванге.

В годы немецкой оккупации пришел к Ванге домой полицейский, пригрозил арестом. Ванга, как говорили, помогала партизанам, предсказывала им исход операций, давала советы.

- Я тебя, ведьма, посажу!

- Посади, посади, - ответила Ванга, - если домой дойдешь. Домой он не дошел, сраженный пулей партизана.

Еще один случай привел Леонов из жизни Ванги, хорошо известный в Болгарии. К ней переодетым в крестьянскую одежду не в машине, а верхом на осле подъехал фельдмаршал Лист, пожелавший явиться к "ведьме" тайком от сослуживцев перед отправкой на фронт. Ванга, не зная и, естественно, не видя, что перед ней гитлеровский фельдмаршал, раскрыла его секрет:

- Я тебя узнала, ты пришел ко мне как крестьянин, но ты генерал. Ты получишь лестное назначение, но тебя разобьют при большой горе.

Этой "большой горой", как известно, оказался Кавказ.

Вернувшись к разговору о Джуне, Леонид Леонов выразил убеждение: то, что она делает, не гипноз, это очень "важная вещь", и изучать ее нужно без шума и предубеждений.

- Жаль, что наука из-за соблюдения престижа обходила глубокие колодцы, точнее говоря, дзоты неприступных до поры до времени проблем, не зная, как к ним подступиться, оставляя их в своем глубоком тылу. А пора бы ими заняться...

Что скажет по поводу Джуны академик В. А. Котельников, вице-президент АН СССР? Ведь он возглавлял институт, где предстояло исследовать феномены. Я послал в институт письмо с вопросом: представляют ли интерес для науки феномены Н. Кулагиной и Джуны? И получил ответ:

"На Ваше письмо от 14.IV.81 г. сообщаю, что, по-моему мнению, все феномены, заслуживающие внимания науки, должны изучаться должным образом. Опрометчивая публикация новых явлений ради сенсации, а также недостаточно обоснованные отрицания их в печати, по-моему, приносят вред.

В. А. Котельников"

Много вопросов возникало после появления такого ответа, и среди них такой: разве не Джуну предполагали исследовать в этом институте и даже зачислить на штатную должность, так почему же на ее имя и на имя Кулагиной накладывается табу, почему их не рискуют упомянуть в официальном ответе журналисту... Чтобы он, не дай бог, не упомянул, не связал публично имя столь высокопоставленного лица в науке и имена так низко павших в глазах общественного мнения феноменов... Да, вещие слова академика Лихачева, вещие: "...узкий специалист должен обладать широким и глубоким уровнем гражданского мышления. А сегодня это не всегда так. В нашей научной жизни не все благополучно..."

Вся история Джуны и Нинель Кулагиной - яркий пример такого неблагополучия...

В те дни мне попала на глаза книга академика Г. И. Марчука, где, обращаясь к молодым, он высказывал мысль, важность которой я тогда остро почувствовал: "От ученого, как, впрочем, и от каждого советского человека, требуется проявление гражданского и нравственного мужества в отстаивании своих позиций от внешнего давления и субъективизма".

Оказалось, не так-то просто проявить гражданское мужество, отстаивая свои позиции от внешнего давления.

Я многого ждал от члена-корреспондента АН СССР Николая Лидоренко, который, как никто другой, давно интересовался феноменами, наблюдал их в лабораториях. В разговоре со мной он смело и открыто ругал тех, кто не понимает, что за наблюдаемыми явлениями, демонстрируемыми феноменами, скрывается, по его словам, "глубинная физика". Он даже прислал ко мне помощников, которые интересовались мельчайшими деталями "дела Джуны", пытались составить проект отзыва своего шефа для печати. Наконец спустя месяц пришло по почте запоздалое письмо. Но в нем смелых слов не оказалось, а сказано было только то, что институт, руководимый уважаемым ученым, интересующими меня вопросами не занимается...

Однако это было не совсем так.

Наконец закончился срок пребывания академика И. К. Кикоина в санатории. Он вышел на работу. Вот-вот, полагал я, состоится встреча ученых с Джуной, получит и она "охранную грамоту".

Но история не повторилась. Второй раз предоставить квартиру для домашнего опыта академик не захотел. "Вы же знаете, что сказал по этому поводу президент... Так что буду держаться подальше от Джуны", - заключил он.

Но другие встречи произошли.

Весной с Джуной встретились киевские академики Виктор Глушков и президент Академии наук Украины Борис Патон. Первый под влиянием этой встречи написал одну из своих последних (перед внезапной кончиной) статей, где пытался с кибернетических позиций объяснить природу явления. Эта статья появилась в журнале "Техника - молодежи".

А что думал по поводу Джуны президент Академии наук Украины?

"В связи с Вашим письмом от 14 апреля 1981 года, в котором Вы запрашиваете мое мнение о том, представляет ли для науки интерес такой феномен, как Джуна, сообщаю: любой феномен представляет интерес для науки и заслуживает того, чтобы его изучали. Поэтому, на мой взгляд, Академия наук СССР поступила совершенно правильно, организовав серьезную и планомерную работу по изучению биологических полей, а следовательно, и феноменальной особенности, которой, очевидно, обладает Е. Ю. Давиташвили.

Возможно, Вам неизвестно, что в ГКНТ СССР утверждена комплексная программа по изучению биологических полей...

Думаю, что в результате этой работы будут выяснены многие неясные пока явления.

С уважением Б. Патон, академик

30 апреля 1981 года"

Естественно, мне хотелось в печати сообщить, что исследование феноменов в СССР начинается.

Но те, кто планировал работу, думали иначе: "Зачем хвалиться раньше времени. Вот запустим "спутник", тогда и сообщим", - решил Гурий Иванович Марчук.

Все добытые с трудом отзывы остались лежать в столе...

Однако результаты работы Джуны в городской больнице № 36 и других московских поликлиниках неожиданно стали достоянием всех.

О них сообщил "Огонек" в апреле 1981 года. То была публикация, принесшая много радости.

Мук тоже.

Вышедший днем в пятницу свежий номер "Огонька" привлек чье-то внимание и вызвал начальственный гнев. И вечером печатные машины, которые должны были еще долго вращаться, чтобы выпустить весь тираж, внезапно остановили.

Всю ночь Джуна не смыкала глаз, то рыдала, то ругалась, проклиная своих врагов, то пила в изнеможении лекарства, то звонила высокопоставленным пациентам...

Кто остановил машины?

Кто запустил вновь?

По моим сведениям, генерал армии А. А. Епишев, в то время каждый день приезжавший днем на прием к Джуне. Именно он после звонка рыдающей целительницы обратился к тому, кто мог повлиять на решение продолжить печатание журнала, не исключая из номера злосчастную статью, которая без малого год не могла увидеть свет...

Как бы там ни было, а в одиннадцать утра в субботу я услышал в трубке голос едва живой моей героини:

- Революция продолжается! Журнал выйдет со статьей обо мне.

Все новые знаменитости становились знакомыми Джуны, оставляя автографы на дарственных книгах, альбомах: Илья Глазунов, Андрей Тарковский, Майя Плисецкая. В то же время между ней и официальной медициной, которой она стремилась отдать свои руки, стояла глухая стена.

Попытку ослабить "внешнее давление", проинформировать законодателей науки - физиков - сделал в те дни академик Ю. Б. Кобзарев.

В майские дни 1981 года Юрий Борисович, надев парадный костюм со звездой Героя Социалистического Труда, вместе с женой отправился в святая святых физиков - ФИАН.

Все места в большом зале института были заняты. Пришедшему в числе последних председателю собрания академику В. Л. Гинзбургу не сразу нашлось где и сесть. Глядя на переполненный зал, он сострил, что вот теперь видно, как много людей в ФИАНе занимается физикой...

Юрий Борисович выступал час. Говорил об опытах, которые проводил с Розой Кулешовой, Нинель Кулагиной. Во всеуслышание в такой большой и авторитетной аудитории физиков академик доложил, что в момент телекинеза от рук зарегистрировали акустические сигналы в виде щелчков, они следовали в ритме сердца: длина - микросекунда, интервал - секунда; фиксировались сигналы электрометром. Потом выступил профессор Юрий Гуляев и доложил о величине сигнала.

У него из зала спросили:

- Видели ли вы телекинез?

Зал замер. Что ответит член-корреспондент?

- Видел, - ответил профессор, но как-то неуверенно и добавил, что иллюзионисты делают то же самое.

Я слушал и не верил ушам свои. А был ли мальчик? Ведь за три года до поездки в ФИАН профессор с энтузиазмом докладывал в здании Нескучного дворца маститым членам президиума академии о своем открытии. Перед моими глазами вставала фотография, где Нинель Кулагина расположилась перед прибором в виде трубы, который регистрировал ее ультразвуковые импульсы в момент телекинеза. Рядом с трубой стоит Юрий Гуляев, никаких фокусников нет.

Вывод из посещения ФИАНа Юрий Борисович сделал неутешительный: "Ситуация ясна: никакого объяснения пока нет".

Странные дела происходят в науке. Президиуму академии докладывается о телекинезе как о факте реальном, а собранию физиков - как о некоем гипотетическом факте...

- Телекинез еще доказать нужно! - поучал меня будущий заведующий лаборатории, где предполагалось исследовать Джуну.

- Доказывайте на здоровье, но это же не значит, что телекинеза нет, - пытался я парировать доводы доктора физико-математических наук, которому поручалось новое дело. Именно он должен был на несколько лет стать начальником Е. Ю. Давиташвили. И с Нинель Кулагиной ему предстояло работать.

- Джуна - доморощенный йог, - высказывал свою точку зрения будущий заведующий на своего будущего штатного сотрудника. Никаких биополей у нее нет.

Если Юрий Гуляев - специалист в области ультразвука, то Эдуард Годик, которого пригласили возглавить новую лабораторию радиоэлектронных измерений биологических объектов, является знатоком в области оптических измерений.

- Его знают во всем мире, - отрекомендовал будущего заведующего шеф, профессор Гуляев.

Восьмого июня от прибывшего в отличном расположении духа профессора услышал по телефону:

- Официально выражаю удивление вашему звонку: с какой стати вы, журналист, ко мне обращаетесь с вопросами? А лично для Льва Колодного могу сообщить, вскоре получаю большие ресурсы для развертывания работ по программе "Физические поля биологических объектов".

- Не написать ли?

- Нет, конечно. Нам никакой рекламы не нужно, мы будем этим делом заниматься серьезно.

Наступили летние светлые дни. По утрам, закрыв перед посетителями двери квартиры, оставив сына на руках знакомых, Джуна спешила в машину, чтобы с Ленинградского проспекта, где жила, побыстрее доехать до Ленинских гор, где расположен Московский университет.

Полная надежд, Джуна свыше недели, как на праздник, ездила в лабораторию, руководимую доктором наук А. Т. Рахимовым.

За порог лаборатории меня не пускали. Я вспоминал, как тринадцать лет назад этим же маршрутом ехал в машине, за рулем которой сидел Рем Хохлов, доставлявший на кафедру Нинель Кулагину.

Теперь вот в университет ехала Джуна.

Что она там показывала - знаю с ее слов, но она не очень-то представляла суть экспериментов.

Особенно нравился ей эпизод, где воздействовала на сердце лягушки.

В успехе, как всегда, не сомневалась. Заведующего лабораторией называла не иначе как Саша. Я не заражался ее оптимизмом, потому что хорошо помнил, чем завершились мои оптимистические опыты на кафедре... Тогда ведь телекинез все ее сотрудники наблюдали много раз, три дня подряд. Но вывода о том, что телекинез - реальность, сделать никто не посмел, даже такой авторитет современной физики, как Рем Хохлов.

Так же неожиданно, как поездки начались, так же они и закончились. Никакого результата опыты не дали.

Когда Джуна встречалась с экспериментаторами, они ей улыбались, говорили, что все идет хорошо, мол, регистрируют ее сигналы...

Когда же я навел справки у А. Т. Рахимова, то услышал другое:

- Аппаратура, что у нас есть, не показывает ничего. Ничем Джуна не отличается от всех.

- Зачем тогда ее вводить в заблуждение?

- Ну зря вы, понимаете, обо всем этом говорите, вы человек другого восприятия. Я с ней разговариваю и пытаюсь ее заинтересовать, и если буду сразу говорить все, как есть, то все сразу и кончится. А зачем мне это нужно? Я заинтересован, чтобы все продолжалось, я хочу истину понять. Я поэтому не буду ей говорить ничего, а буду говорить: что-то есть, давайте исследовать и так далее. Понимаете?

Нет, не понимал. Зачем обманывать, разве можно строить на такой основе отношения? Что за нравы в научной среде?

Я снова вспомнил опыты в лаборатории академика Р. В. Хохлова. Все видели, как передвигались по столу без прикосновения рук предметы. Все видели вращения стрелки компаса. И все молчали. Никто не посмел сказать - да, это факт!

- Когда мы предлагаем сделать эксперимент по телекинезу нормально, то есть ставим в лаборатории стол весом в пять тонн, который нельзя трясти, - коснулся и этого вопроса доктор наук, - помещаем предметы в вакуум, туда же ставим крутильные весы и говорим, что, по нашим оценкам, передвинуть предметы в таких условиях легче, чем на обычном столе, то нам в этом случае отвечают - нет, мы в таких условиях работать не будем.

- Ну хорошо. Ваши приборы ничего не регистрируют, но, может быть, вы что-нибудь видели своими глазами?

- Нет, не видели!

- Ну тогда, быть может, что-нибудь почувствовали?

- Мы в лаборатории, пять человек, ничего не почувствовали, я тоже не ощутил, - ответил доктор наук, - хотя мне очень этого хотелось. Но как раз такие вещи только дискредитируют дело - не ощущаем, ну и неважно, не самый это ощутимый прибор, наши руки. Эти ощущения и нельзя приводить в качестве аргумента.

- Зачем вам вообще нужна Джуна, если ничего ваши приборы не показывают?

- А вот вы писали, что над ее пальцами и над головой виден свет. Есть у нас прибор фотоумножитель, который регистрирует фотоны, даже одиночные, так что это можно померить количественно. Поэтому у нас нет огульного отрицания, но и нет огульного захваливания, надо трезво, безо всякой шумихи работать. Потому что всех трезвых людей эта шумиха раздражает, - заключил доктор наук, имея в виду мою газетную публикацию о биополе. На этом и закончилась наша беседа.

Скажу еще вот что: эта университетская лаборатория, по словам Ю. В. Гуляева, получила от государства сотни тысяч рублей, и столько аппаратуры, сколько и Институт радиотехники и электроники. Физики университета получили все это только потому, что были призваны под знамена программы "физических полей". Но, встретившись несколько раз с Джуной летом, осенью они с ней работы не продолжили. Зачем? Все, что требовалось, они уже имели.

Наступит ли благое время, о котором мечтал Сент-Экзепюри: "Я верю, настанет день, когда больной неизвестно чем человек отдастся в руки физиков. Не спрашивая его ни о чем, эти физики возьмут у него кровь, выведут какие-то постоянные, перемножат их одна на другую. Затем, сверившись с таблицей логарифмов, они вылечат его одной-единственной пилюлей".

Американские физики поставили простой опыт. Раздобыли плотные конверты с запечатанной в них цветной пленкой. И предложили Джуне засветить пленку руками, не вынимая ее из упаковки.

Джеймс Хикман, биолог и физик из института в Сан-Франциско, штат Калифорния, где изучают скрытые возможности психики человека, рассказывал Ю. В. Гуляеву:

- Мы взяли катушку с пленкой чувствительностью в двести единиц, несколько черных конвертов.

В каждый конверт вложили по два куска непроявленной пленки длиной в восемь дюймов. Затем я положил черные конверты в два разных белых больших конверта. И один из них дал Джуне. Она держала конверты между руками 25-30 секунд, до тех пор, пока, по ее мнению, она на них не подействовала.

Было всего шесть черных конвертов. Три из них я дал ей, и она пыталась на них воздействовать. Я пометил эти конверты и повез домой в США, потом в Штатах отдал на проявление все двенадцать кусочков пленки. И те, что она держала в руках, и те, которых она не касалась.

Шесть кусков, которые не подвергались воздействию Джуны, оказались совершенно черными.

А те шесть кусков, которые она держала в руках, были особым образом засвечены. Пленка была цветная, слайдовая, обратимая. На ней появились своеобразные следы в форме небольших кружочков, причем центр круга - совсем белый, а от него исходят лучи.

- По всему куску пленки?

- Почти по всему куску пленки... Преобладающая окраска такая: центр белый, а вокруг белого пятна ореол - красные, розовые, синие, голубые пятна. У этой цветной пленки есть три уровня восприятия света. Если воздействие на пленку слабое, то появляется синяя или голубая окраска. Посильнее - красная. И очень сильное воздействие - белая краска. Засветка свидетельствует, что энергия, исходимая от Джуны, была всех трех уровней, поэтому появились все три цвета.

- Есть ли какие-то закономерности в засветке?

- Нет, их мы не обнаружили. В некоторых местах пленки засветка была такой интенсивности, как если бы пленку просто вскрыли на свету. Мы заметили два способа засветки - пятнами и сплошь. Поскольку три контрольных куска остались полностью темными, вероятность, что пленка засвечена не Джуной, равна нулю. Этот опыт показывает, что от Джуны исходит электромагнитная или какая-то другая энергия. Но наш опыт никак ее не измеряет, поэтому нужны более жесткие эксперименты.

Спектрального анализа, никаких инструментов мы не применяли.

- Ну а есть ли у Джуны особое поле?

- Думаю, что Джуна генерирует несколько полей, которые мы знаем и можем записать: электромагнитное, инфракрасное, радиационные излучения. Наверно, есть у нее и компоненты, которые мы не знаем...

Пусть не подумает поспешно мой читатель, что вот, мол, молодцы американцы - не то что у нас, взяли да провели с Джуной физический опыт... Не буду сейчас вспоминать о точно таких опытах, которые с участием Нинель Кулагиной ставились у нас лет десять тому назад в Ленинграде... Хочу остановиться на другом. Большинство американских физиков (как и везде, во всех странах, где развита наука) считает, что феномены - фокусники или шарлатаны. Американский профессор Дэвид Майерс в журнале "Сайенс дайджест" опубликовал статью (переведенную на русский язык и опубликованную в московских газетах под заголовком "Чудеса в решете"), где доказывал: все феномены, или, как он их называет, "медиумы", - нечестные люди.

Его коллега английский профессор Ч. Хэнзел издал книгу (также переведенную на русский язык) под названием "Парапсихология". Но если кто, заинтригованный заголовком, ее откроет, то увидит, что это "Антипарапсихология"; все упоминаемые в этой книге опыты сводятся к ошибкам и обманам.

Французский журналист М. Руже в журнале "Сьянс э ви" доказывает: все известные случаи телекинеза - фокусы. Статья его с фотографиями перепечатана с явным удовольствием в журнале "Наука и жизнь"...

Подготовил я интервью с американским биофизиком и подумал: "Нельзя ли заручиться поддержкой Института радиотехники и электроники?" И отправил туда интервью, которое мне помог провести заместитель директора института по научной части... Ответ не заставил долго ждать. Буквально в тот же день получил я письмо за подписью ученого секретаря, который по поручению директора академика В. А. Котельникова пояснил, что "институт не имеет к Вашей беседе с американскими учеными никакого отношения".

Ну что ж. Если не желает помочь печати вице-президент, обращусь к президенту... Долго не решался на этот шаг, хорошо помня его слова о "лженаучных направлениях". Но знал и другое - академик А. П. Александров поддержал много ценных инициатив, несмотря на годы, не утратил жизнелюбия, доброжелательности, чувства юмора.

Как раз в те дни в академии официально утвердили программу "Физические поля биологических объектов". Значит, решил я, президент к ней имеет отношение. В общем, позвонил.

- Но ведь Академия медицинских наук назначала комиссию, она этим занималась...

- Дело ведь не только в медицине. Джуна засвечивает фотопленки, воздействует на больных...

- И вы на меня оказываете воздействие, - пошутил президент.

Шутка придала уверенность, и я произнес монолог, начав с того, что еще много лет назад показывал телекинез академику Хохлову, что звонил тогда же вице-президенту академику Борису Павловичу Константинову, но он так и не нашел времени посмотреть Нинель Кулагину, хотя та жила в Ленинграде, где и вице-президент бывал каждую неделю. Джуну видели многие академики, в том числе Марчук, Патон, Глушков...

- И я, будет время, посмотрю, - пообещал президент.

Пролетело лето, кончилась пора отпусков. Когда вернулся в Москву, узнаю:

- Буду работать в Институте радиотехники и электроники, - как о деле решенном заявила Джуна.

- Когда у вас начнет работать Джуна? - перепроверил информацию я у Ю. В. Гуляева.

- Как только развернем лабораторию!

С Ю. В. Гуляевым и Э. Э. Годиком я встретился в университетском дворе, где располагается ИРЭ АН СССР. И здесь узнаю другую новость - институт, оказывается, уже несколько месяцев тому назад направил письмо в исполком своего района с просьбой выделить помещение для новой лаборатории. Называться она будет - лаборатория биоэлектроники... Ей выделили средства для закупки приборов отечественных и импортных, передали ЭВМ, а расположиться негде.

Через день в том же составе встретились мы в приемной исполкома, где должен был решиться вопрос о помещении.

Когда мы сели за стол переговоров, Ю. В. Гуляев вынул папку, и тут я впервые увидел записи импульсов, полученных во время опытов по телекинезу с Нинель Сергеевной Кулагиной.

При телекинезе приборы регистрировали выбросы энергии. Узнаю, что Нинель Сергеевна, воздействуя на луч лазера, произвела "лазерный разброс" - лазерный пучок рассеивался, как бы разбрасывался под воздействием ее рук.

- В новой лаборатории мы поставим вычислительную машину "Норд" и сможем записывать сигналы не только таких людей, как Джуна, но и всех других, научимся диагностировать на расстоянии больных. Так что дело наше беспроигрышное! Все упирается в помещение, - говорил Ю. В. Гуляев.

В тот день назвали нам три адреса. Сели в машину и поехали по этим адресам.

Но выяснилось, что дом или уже имел хозяина, или его нельзя отремонтировать из-за ветхости, или невозможно занять, потому что заселен многими жильцами, а квартир для их переселения нет...

Подходящего помещения для лаборатории найти нам быстро не удалось. Куда мы только ни ездили смотреть дома - и на Малую Грузинскую, и в Волков переулок, и на улицу Рылеева... Все было не то.

Наступал новый день, и начинались новые звонки, поездки. И Джуна продолжала доказывать и убеждать, что сила в ее руках должна принадлежать всем.

По вечерам, закончив прием, спешила на встречи, ездила в клуб Звездного городка. Там я услышал от писателя Василия Захарченко, что произошло у него вскоре после знакомства с Джуной. Она ждала его в редакции, а он в это время задерживался, разыскивал в гостинице "Москва" чехословацкого коллегу, редактора научного журнала, которому пообещал принести статью. В общем, нашел в длинном коридоре номер, но тот был пуст. На столе стоял портфель. Вот туда и положил Захарченко заказанную статью и, не дождавшись хозяина, поспешил в свой журнал. И здесь ему Джуна при свидетелях обрисовала, как только что видела его спешащим по длинному коридору, как вошел он в комнату, увидел на столе портфель, сунул туда быстро бумаги и только после этого успокоился. Это случай телепатии. Еще более загадочной, чем целительство.

Чем больше говорили о феномене лирики вроде меня, тем больший скептицизм испытывали профессионалы-физики, от которых в первую очередь ожидали объяснения. В те дни у меня состоялось две беседы с известными физиками, академиками А. Б. Мигдалом и В. Л. Гинзбургом. Первый из них, как мне сказали, встречался с Джуной. Я решил узнать его впечатление.

- Видели ли вы Джуну?

- Да. Это очень интересный человек. Она обладает даром целителя. Мне кажется, это одна из форм гипноза. Есть люди, обладающие своеобразным видом внушения. Вообще гипноз не изучен. Он позволяет влиять на психику больного, мобилизуя его собственные силы.

Что касается диагностики, то мне кажется, что это нужно изучать серьезно. Если ученые займутся делом, то тогда можно будет сказать, что здесь шарлатанство, а что серьезно.

- Есть ли тут какая-то физическая субстанция, какое-то неведомое поле?

- Никаких оснований для этого утверждения нет.

- А биополе есть?

- Я не имею права сказать "нет", всегда может существовать такое, что ускользало от внимания исследователей. Однако считать, что такое поле есть, сегодня нет оснований, так как нет экспериментов, свидетельствующих о его существовании. Все разговоры о будто бы существующем биополе основаны на околонаучной болтовне.

- А что вы скажете о телекинезе? Как вы относитесь к такому явлению?

- Абсолютно отрицательно, совершенно убежден: такого явления нет.

- Но я видел много раз...

- Как объяснить то, что вы видели, не знаю, я не фокусник. Это, безусловно, какой-то фокус, иногда бывает, что фокус нежульнический: сухие наэлектризованные руки могут передвигать маленькие предметы, не касаясь их. Если здесь что и есть, то объясняется простыми физическими принципами, никаким биополем телекинез объяснить нельзя. В некоторых случаях это может быть ультразвук, как говорит академик Кобзарев, хотя сомневаюсь: тут силы ультразвука мало.

- Но ведь Нинель Кулагина движет предметы разные: маленькие, немагнитные, деревянные, даже сахар. Это же все удивительно.

- Ничего удивительного; когда иллюзионист Акопян двигает предметы, меня это не удивляет. Восхищает, но не удивляет. Пока никаких оснований факта биополя нет. Может быть, и появятся новые факты, которые заставят нас от такой точки зрения отказаться...

Академик Виталий Гинзбург, как мы знаем, нашел время, чтобы прийти в Физический институт АН СССР, когда выступал с "нестандартным" сообщением Юрий Борисович Кобзарев. Поэтому я взял и у него интервью.

- Не нужно бежать впереди прогресса. Определенные неясные явления нужно исследовать, на этот счет много сказано в печати, я уверен, что вы об этом знаете больше меня, вы, я вижу, этим интересуетесь, я только читал книжку профессора Васильева (Васильев Л. Внушение на расстоянии. М., 1962), она совсем неубедительна... Слушал у нас в ФИАНе доклад академика Кобзарева, вот вся моя информация. Я не считаю, что нужно с порога это отвергать. Я всегда помню, что в прошлом веке отрицали гипноз. Какая-то осторожность нужна. Мне пока нечего сказать, так как нет научного обоснования фактов. И вам советую не торопиться с выводами. Вы поняли мою позицию? Я не являюсь априорным хулителем. Я не физик-экспериментатор, я не знаю, что мне сейчас здесь делать.

- Значит, вы как теоретик пока ничего не видите...

- Нет, конечно. Будут факты - будем думать, а пока все это только разговоры.

Но работа в лаборатории не начиналась. Не было помещения. Зато дома у Джуны я мог увидеть и услышать много интересного. В конце года появился ее портрет, написанный ленинградским художником Иваном Ивановым-Секачевым. Художник встретился с ней в трудную для себя минуту. Два месяца лечился безуспешно в Ленинградской военно-медицинской академии. Болели левая нога и левая рука. Диагноз - левый боковой неатрофический склероз. Рука и нога считались неизлечимыми, причем болезнь прогрессировала. Он прошел у Джуны десять курсов лечения по 7 сеансов каждый. Пропала скрюченность левой руки, пальцев, они стали мягкими. Художник стал забывать, что пальцы постоянно болели. Появилась легкость в коленях, желание ходить, перестал надевать наколенник, предписанный врачами. Неужели и здесь Джуна воздействовала гипнозом?!

Такова история еще одного портрета.

Изваял Джуну и самодеятельный скульптор. И вот по какому случаю. Привезли с Украины маленького мальчика. Ребенок чувствовал себя свободно в квартире у Джуны, она относилась к нему с нежностью, как к сыну. Глядя на веселого, подвижного, румянощекого ребенка, трудно было поверить, что год назад его полуживого принесли сюда на руках. За год до встречи с Джуной мальчик перенес неудачную операцию. У него была грыжа. Во время операции задели мочевой пузырь. Мальчик заболел перитонитом. Вторая операция. Воспалительный процесс продолжается... Летом ему сделали третью операцию, и при этом ребенок заразился... дизентерией. Десять суток лежал в реанимации без сознания. Немного пришел в себя - и снова кризис, плохие анализы. В мочевом пузыре ребенка после операции осталась шелковая нитка. Ему сделали четвертую операцию, после нее поправиться мальчик уже не мог. Отказали почки, температура постоянно держалась около 38 градусов. На поправку ребенок пошел после третьего сеанса у Джуны. Когда я его увидел, привезли для профилактики. Отец мальчика художник. Он изобразил Джуну в рост, в брюках, шагающей по черной каменной доске. Интересно все-таки, каким гипнозом обладает Джуна, оживившая приговоренного к смерти ребенка?

Евгений Евтушенко в поэме "Фуку" описывает, как его семья вместе с добровольными помощниками выхаживали сына, Тошу, пострадавшего от "цитомегаловируса".

Ребенок называл первые в жизни слова, называл тех людей, которые вырвали его из лап смерти, среди них были английские студенты, живущие в Москве, называл только первый слог имен, хотя его сверстники уже хорошо могли говорить...

"Тоша, - писал Е. Евтушенко, - называл студентов Дж, Э, Ру, Мэ. А трудное имя Джуна он, как по волшебству, произнес сразу".

Я видел, как работала Джуна с Тошей, поэтому мне не кажутся преувеличением слова наших лириков, в частности Андрея Дементьева:

Как имя мне твое перевести на мой язык?
Как разгадать сказанье?
Быть может, это горькое "прости"?
Иль чье-то затаенное признанье?
Есть в имени загадочном твоем
Божественная музыка созвучий.
Вхожу в твой взгляд, как прохожу в твой дом,
Беда и горе уж меня не мучат.
Я знаю, ты берешь все на себя,
Все доброте, как небесам, подвластно.
Ты в нас живешь, надеясь и скорбя,
Чтобы любовь в нас никогда не гасла.
Дозволь мне что-то сделать для тебя,
Жизнь коротка и потому печальна.
Улыбка сына в зорях сентября.
Надежда в этих звездах дальних.
А ты без нас не уводи себя,
Дозволь коснуться рук твоих.
Жизнь коротка, но для добра бескрайна.
У глаз твоих чужой недуг затих,
Но в сердце у тебя чужая рана,
А сколько, сколько еще будет их...

(Спустя несколько лет, в 1986 году, когда Андрею Дементьеву, как ведущему телепередачи, представилась возможность рассказать о своей героине с телеэкрана, он утратил дар образной речи и на вопрос зрителей ответил совсем не так, как написал в стихах...)

Год заканчивался. Лаборатории не было. Бумаги перемещались из одной канцелярии в другую.

- Хочу работать с аппаратурой! - Вот таким было новогоднее желание Джуны Давиташвили в канун 1982 года. Это желание сбылось через десять месяцев. В новом году. О нем - следующая глава.